Вспомнить о человеке

— Их беда только в том, что все выдумка системы, — я смотрел на их лица, усталые, безэмоциональные и бледные, но в них текла кровь, они жили, возможно, и чувствовали, созданные по примеру человеческого организма – точные копии homo sapiens.

— Может, вы скажите, что и душа у них есть? – усмехнулся бургомистр.
— Вы докажите, что в принципе есть у людей, — бросил я фразу с вызовом.
— О, браво! – захлопал в ладоши атташе, — узнаю философа, настоящего философа, которого трудно просто так убедить яркими выдумками, подтянутыми за уши. Знаете, для меня философ, это, в первую очередь, Диоген, Чжуан-Цзы, Демокрит – вольный, немного странный, независимый от детских страхов перед выдуманными им же богами, колдунами, душами умерших.
— Как здесь не вспомнить «R.U.R» и Чапека, — сказал, сидящий обособленно от всех журналист.
Как странно, я ведь любил читать Чапека, а вот сейчас забыл о его хрестоматийной работе. Хотя…, в любом случае, это не роботы. Тем более не големы.

«Они создавались с конкретной целью, у них есть предназначение,
это квазилюди, с регулированными оператором желаниями, чувствами», — мелькало у меня в голове весь вечер, после беседы со столь достопочтенными людьми.
Теперь мы можем регулировать качество человеческой продукции, снизить порог боли, убрать или добавить чувства, даже так, ради забавы. Ох, что эта мысль так прицепилась, и впрямь, философ – бремя, ведь мне должно быть глубоко безразлично…или …нет. В общем–то, я не гуманист, не либерал и не националист, но, почему то эти бледные бездушные люди так мелькают в моих воспоминаниях. Мне – противно…

— Это же прорыв! – белозубо улыбался генеральный директор компании по изготовлению искусственных людей, — можно устраивать «краш-тесты», испытывать самолеты, изучать вулканы, посылать «кукол» на урановые руды!
— «Кукол»? – мне стало противно, — давай, расскажи, как вы толкаете таких вот «куколок» в бордели, «кукол» мужского пола в армию, на войну, испытываете на них химикаты.
В ряд сидели немые, с ничего не выражающими лицами… люди? Хотя… стоп.
— У той барышни, что слева от здоровяка, кажется, влажные глаза, может, это слезы? — обратился я к инженеру.
— Да бросьте, они как роботы!
Пока он ходил к генеральному директору, я попытался приблизиться к искусственным людям.
— Ближе нельзя, месьё, — остановил меня верзила охранник. В словах не было вражды или агрессии, и лезть на рожон я не стал. А ведь интересно попытаться с ними заговорить.
— Вы просто сентиментальны, хоть и работаете психологом в полиции, впрочем, для вашей книги фантазия очень даже не помешает, — пошутил директор.
— Изначально я – философ, — равнодушно заметил я.
— Ах да, ах да, ваши книги вызвали большой резонанс, месье философ, но. Почему то не в России, а в Европе, — улыбнулся директор.
Не знаю, как расценивать его слова, как комплимент или как оскорбление.
— Вы что никогда не пытались с ними общаться? – спросил журналист.
— Пытался.
— Ну и…
— Ноль, ноль эмоций. Но я просто хочу узнать – правда ли, что та девушка плачет или это плод моего воображения.
— Пропустите, — приказал охраннику директор. Я наклонился над искусственно созданным человеком.
— Ну вот, видите, — улыбнулся инженер, — это просто брак, увы, во всем бывают свои недочеты, может, что-то со слёзными железами.
Я резко хлопнул в ладоши перед лицом девушки, но она не моргнула, даже зрачки остались не подвижны.
— Можете даже дать ей пощечину, только не увлекайтесь. Она, все равно ничего не почувствует, —  предложил инженер.
— А если увлекусь, — усмехнулся я в ответ.
— А если много, то придётся заплатить за испорченную продукцию.
— Я бы всё равно не смог ее ударить.
— А его? – показал на крепкого парня журналист.
— Если будут нападать первыми, то сделаю исключение и для этой мадемуазели.
— Философ, что тут сказать, — заметил инженер
— Инженер, что тут сказать, — съязвил я, — бьюсь об заклад, их ДНК взяты у обычных людей, таких, как мы с вами.
— Ну, в общем, да…
— А не боитесь, что когда-нибудь начнут путать прототипы и оригиналы?
— Странная у вас черта, все сводить к черному юмору, — заметил журналист. – Что вы как юноша, все какие-то вам заговоры мерещатся, все бунтовать тянет. Всем известно, что взятие ДНК происходит перед смертью с согласия умирающего.
Меня начинали утомлять эти разговоры, а также раздражал тот факт, что я, кроме своих опасений и предоставить-то в качестве доказательств ничего не могу.
— Вы можете подойти к нам в офис, на нашу фабрику, в любое время. Вам, как писателю, я достану разрешение. – Сказал инженер, — ведь вы еще и писатель, насколько я знаю?
И это они знали, все знают, прямо как противно становится, а, в принципе, почему бы и нет.
— А у них не могут сохраниться воспоминания, фобии, пристрастия, привычки? — поинтересовался я.
— Мы регулируем развитие ЦНС и прочего полностью, вплоть до устранения дефектов, которыми могли обладать их прототипы.
Распрощавшись, журналист и инженер оставили меня. Я крутил в руках визитку инженера и посматривал на искусственных людей. Увы, как ни хотелось, мне не удавалось найти в этом детективный сюжет, разоблачение коварного западного мира. Видимо, желание развенчать успех всякого рода «буржуазных» мероприятий есть у каждого из нас. Ну, продают они квазилюдей в публичные дома, на рудники, на войны, но туда попадают путем обмана и живые люди, ведь не для кого это не секрет, никто не спешит им помочь, все к этому привыкли, что тогда говорить о квазилюдях.
— Лови! – крикнул я, бросив ручку одному из искусственных людей. Мне захотелось подождать, какова его реакция. Ручка попала ему в глаз, но тот даже не шелохнулся.
— Месье, — подошел ко мне охранник, — вам придётся заплатить штраф.
— Проклятая французистость, — сказал я по-русски. – Простите, — добавил я уже на французском.

Увы, секрета не было и нет. Черт, неужели все так просто! И этот гуманизм – иллюзия, может быть. Ах, как нам хочется развеять рационализм, очередной раз доказать, что наука опять ошиблась, создала монстра, поохать, добавить: «Ну, я же говорил, вот ваша наука к чему приводит». Но я этого делать не хочу. Техника притупила в нас многое, но в целом она равнодушна к добру и злу, она не кровожадней, чем остальные направления нашей культуры.
— Месье, — послышался голос позади, — этого не может быть!
— Вы не могли бы одолжить мне ваш пиджак, я ужасно замерзла, — вновь услышал я голос.
Да это же та девушка из салона, что, будто плакала. Ее глаза. Я их запомнил очень хорошо, они и сейчас были наполнены слезами.
— Всегда пожалуйста, — сказал я по-русски, затем, собравшись, перешел на французский.
— Я испугалась тогда.
— Испугались? Чего?
— Вы бросили ручку в юношу, я испугалась, что ему могло быть больно.
— Я хотел проверить, чувствуете ли вы или нет.
— Он…, вряд ли….
— А вы? Почему вы не похожи на остальных? И как вам удалось уйти из салона.
— Я сбежала.
— Вы, наверное, голодны? Пойдемте. Перекусим чего-нибудь.
Уверенным шагом, я повел необычную незнакомку в ближайшее кафе.
— Месье философ, — раздался еще один знакомый голос.
— Месье инженер? – спросил я, — хотите забрать свою «куклу»?
— Нет.
— Нет?
— Нет. — Инженер, явно не шутил, — можете ее у нас купить со скидкой.
— Она только что вела себя, как обычный человек: попросила пиджак, захотела поесть, а вы ее хотите продать?
— Это был розыгрыш.
— Съездить бы тебе по роже, — сказал я по-русски.
— Что, простите? – инженер был напуган моей решительностью, простите… я не хотел вас обидеть. В знак нашего расположения, мы можем оформить нашу продажу на вас, абсолютно бесплатно.
Я был запутан и зол, мне хотелось все высказать ему в лицо, но как-то не солидно психовать.
— 14/2, — обратился он к девушке, — верни этому месье пиджак и займи свое место в автобусе.
Не пойму никогда европейцев, как можно находить в данном положении, что-то забавное? Я взял пиджак, сожалея, в глубине души, что это был просто розыгрыш, всегда хочется выглядеть героем, а не обиженным ребёнком, но часто все бывает наоборот.
— У нас есть идея, в отношении нашей продукции. Мы устраиваем совместно, с нашими коллегами из США новую программу, что-то сродни реалити–шоу, — сказал директор.
— И что там будет? – апатично спросил я.
— Мы будем помещать наших «кукол» в разные ситуации. А люди, настоящие, например, актеры, спортсмены, политики, знаменитости их будут спасать или убивать.
Осталось, чтобы это шоу показали по телевидение, например, по  MTV. Мечта любого садиста и извращенца такие шоу. Если до этого свои мазохистские и садистские черты люди воплощали в религии, власти, компьютерных играх, то теперь в ужасных шоу.
Скорей бы в Россию, куда–нибудь в глушь, хотя и, например, Альпы тоже ничего, лишь бы без этих квазилюдей.
— По-моему, это жестоко, — сказал я.
— Анимэ тоже жестокие, в массе своей. Считаете нормальным, когда грудастые девочки стреляют из дробовиков, режут друг друга самурайскими мечами?
— Нет, я так не думаю, но это хотя бы иллюзия.
— Ну и это тоже иллюзия.
Что с ним говорить? Если человек высадит из револьвера обойму в голову любого из квазилюдей, то польется такая же кровь, как и у каждого из нас, ведь так мы будем привыкать к насилию.
— Пошел ты! — сказал я на русском, и откинул спинку кресла.
— Что, простите?
— Ничего.

— Слушай, что прислал нам Жак по электронке, — толкнул меня в бок мой сосед по квартире. – Искусственные люди устроили митинги и забастовки.
— Просто воплощение фантазий Чапека, — заметил я.
— А…, ну да, вроде «R.U.Rа».
— А я как раз лечу туда на днях, в командировку.
— Хватайте его! – раздалось в переулке.
— Вот чёрт! Только не хватало попасть в руки эмигрантов. «Милые» лица арабов и негров, типичный «гоп  — стоп» и ножи.
Я дал деру, успев разглядеть, что за мной гнались далеко не выходцы из Азии и Африки, а… европейцы.
Мне мешало все: галстук, пиджак, которые я  впопыхах пытался сбросить. Я стянул галстук, вынув из кармана кредитную карту, бросил и пиджак. Кто-то нагонял меня, тогда я, резко, лягнул его в пах и побежал еще быстрее.
-Там этот русский попал к «куклам», — показал пальцем в окно инженер.
— Он же так защищал права бедных «куколок», пусть теперь испытает их «гостеприимство», — усмехнулся директор.
— Я слышал, он там чем-то типа кикбоксинга занимался, — сказал секретарь.
— Вряд ли здесь поможет кикбоксинг, против толпы из сотни бунтарей.
— Всё же… — прошептал инженер.

— Вот невезуха, — я увидел ещё одну толпу, но уже впереди. Хоть двух, но я точно оглушу, а то, может, и третьего, если повезет. Но планам моим не пришлось сбыться: чья-то бутылка попала мне в голову. Какой прозаичный конец – бутылкой по голове, а затем по мне протопчется сотня ног.
— Тише, тише, — чей-то девичий голос раздавался в ушах.
— Прошлый раз он мне ручкой в глаз попал, а ты его защищаешь, — негодовал мужской голос.
— Я тысячу раз тебе твердила, у него были причины!
Смутно, словно через мокрое лобовое стекло, я пытался рассмотреть людей, что склонились надо мной.
— Месье, теперь мой черед помощь вам, — улыбалась та самая девушка из салона.
— Я же тогда не помог…
— Вас обманули, но вы-то хотели помочь, ведь так?
— Так.
Я изнемогал, поэтому часто переходил на русский.
— Да он не француз! – воскликнул кто-то.
— Он не европеец, в смысле не из Западной Европы точно, — сказал какой-то заросший растаман.
— Он – русский, — послышался еще один знакомый голос.
— Инженер? – догадался я, — разглядеть бы, кто это…
— Да, месье философ, — спокойно ответил он, — это именно я.
— Почему?
— Он нас выпустил, убрал блокираторы из наших голов, — залепетала девушка.
— Помедленней, Жюли, — сказал инженер, — у него и так голова звенит.
— Да, месье философ, — обратился он ко мне, — именно вы меня убедили тогда в их человечности.
— А я в него бутылкой, — досадовал парень, который бросил в меня бутылкой.
— Чёртов вольный стрелок, — иронизировал я про себя.

— Да не было никаких блокираторов, — поднося ко рту чашку с кофе, сказал инженер, — организм – это незамкнутая система, помните синергетику? Это система самоорганизующаяся, то есть сама развивается, испытывая влияние извне и такое же влияние оказывая на другие системы. А если не развивается, то – гибнет. Все наши люди, созданные в лабораториях, начали чахнуть, другие же были проданы на войну…
— Публичные дома, — прервал его один из повстанцев.
— И… — протянул инженер, — публичные дома. Начали понимать ситуацию, осознавать себя как личность.
— Проще было делать роботов, — заметила Жюли.
— R.U.R. двадцать первого столетия, — подумал я, — новая проблема, добавил уже вслух.

По этому делу, меня вызывали как свидетеля. Судить, что может быть приятней, ведь так? Пусть каждый признается себе, что это так. Homo sapiens не любит быть беспристрастным, каждый из нас чувствует себя профессионалом в критике и оценивании, делая это с наибольшим наслаждением, смакуя каждый момент чужой неудачи, делая из этого сакральную обязанность. А всё почему? Мы не любим непохожих, а больше — тех, кто не страдает и не боится. Увы, даже за собой я замечаю такое, так живет, почти каждый.
— Судить, но… — не понимающе развел руки прокурор.
— Придется признать, что они – люди, — заметил судья.
— Тогда…. – замялся прокурор, — тогда… придется судить всех крупнейших промышленников мира…
— Предлагаю, дело решить, — заговорил чиновник, — решить… как бы выразиться… полюбовно… Слишком многие «полетят», это попахивает обвинением почище геноцида.
Этот процесс будет очень долгим. Для начала я поставлю новую проблему. Мне вспомнился Веркор, Вербер, Фуко, Буль, Платон, Демокрит, Сократ, Секст Эмпирик, Эпикур,  которые озвучили один интересный вопрос… И я его озвучу сейчас: «Что такое человек? Какой критерий оценки, люди ли они или нет?».