Он — другой

Тот, кто смог отпрянуть суетные помысли, достоин зваться государственным мужем.
Тот, кто отказался от желаний, стал – Буддой.
Тот, кто отказался от желания быть небожителем и Буддой – постиг Путь.
Чэнь Цзижу.
«Уединенные записки из оконца».

«…таким образом, отказавшись от борьбы за свою значимость и прекратив оправдываться, вы сведете счеты со значимой частью внутренней важности»
Ф. Дик

Мотоцикл, с рёвом пролетел по старой, но еще гладкой дороге. Из динамиков гремела композиция «BURN»,  группы «DEEP PURPLЕ». По бокам бензобака уже начала бледнеть краска, которой был выведен рисунок парящего орла, оставляющего за собой шлейф огня и слова: «Я вернулся, потому что в аду слишком стало тесно». Откуда эта фраза он уже не помнил, но она очень подходила к нему. Ему – скачку или ответвлению эволюции. Гонщику в чёрной куртке, может даже не человеку, а кому?
— Я разгоню его до двух сот километров в час, а потом слечу  с него, и упаду в обрыв!  — Думал гонщик, — даже, если умру на этот раз, мне всё равно.
Он завалил мотоцикл и, перекатившись, упал в обрыв, пролетев сотни метров.
— Идеально свободное падение! – Мелькнуло у него в голове, перед тем, как он упал в пыль.
Через секунды пыль осела. Прошла минута, и байкер начал шевелиться и, в конце концов, встал.
— Надо заправиться, — после прихода в себя, решил гонщик, — странное дело, почему я не умираю, даже после этих чертовых взрывов, аварий, радиации. Странная мутация? Воля с выше? Может я не человек? Чушь. Может и впрямь, ад переполнен и меня не берут туда. Хотя,  это просто красивая фраза на моём мотоцикле. Нет в этом мире возмездия. Увы, если бы был, то таких войн не было бы, Европа, США, почему то гнили, гнили и не сгнили, в тот момент, как остальные государства сгорели в огромном пожаре войны.
Вдали появилась старая заправка, вид которой прекратил философские рассуждения мотоциклиста. На ней ещё оставался бензин. Гонщик почувствовал его запах, исходивший от бака и, дернув ручку, рванул вперед.
— Если у меня такая фантастическая регенерация, почему я ничего не помню? – Думал он, наслаждаясь поездкой, прямо в сторону заката. – Может я поступаю не правильно, наслаждаясь собственным самоубийством? Я должен воевать? Творить? Может я мессия? А зачем? Кто это сказал? Кто – то провозгласил нормы морали, закон божий, общественный договор, сам, наслаждаясь всеми запретными плодами. Мы и сами не помним почему и когда мы так начали вести себя. Вздор. Не более. Если некто наделил меня этим даром, то он — сумасшедший, хоть и всемогущий, если это эволюция, то мне страшно за планету, которая наводнится такими неуязвимыми как я, если случайность, то думаю, она одна из немногих, включая наш мир. Страшно? А почему бы нет. Почему бы не считать все это случайностью? Многие вещи, многие создания природы стали развиваться, благодаря этому. Здесь нет никакой воли свыше, иначе все можно было бы сделать быстрее и целесообразно, это скорей похоже на безволие, чем на волю.
Позади вспыхнула вспышка. Раздался гром.
— Атомная станция! – Мелькнуло в голове гонщика.
Вспышка, гром и ничего…

«…нужно свыкнуться с жизнью на вершинах гор, чтобы глубоко под тобой разносились жалкие слова о политике, об эгоизме народов…»
Ф. Ницше

Глухие хрипы раздавались в тишине. Вперед полз солдат, слепнувший, изъеденный язвами. Навстречу ему полз другой, но он видел. За собой он тащил автоматическую винтовку.  Гонщик, медленно встал и, с сожалением посмотрел на изувеченный мотоцикл.
— А, это ты! – Прохрипел зрячий солдат, — значит верно поверие, что увидев «черного гонщика», можно смело готовься к смерти.
— Ты не только оставил ноги в сражении, но и свои мозги, — огрызнулся гонщик, — какое к черту поверие, я такой же человек как и ты, к сожалению. Еще и со сломанным мотоциклом.
— Так тебя мотоцикл волнует!- Заорал второй, ослепший солдат, — там, на поле боя, оставили жизнь лучшие!
— Заткнись ты! – Остановил его гонщик, — лучшие, худшие. Я понятия не имею за что вы воюете, как и вы, кстати.
— Ты бы мог воодушевлять, вести в бой! – продолжил солдат.
— Ты мог бы стать мессией! – Вмешался второй солдат.
— И увековечить память обо мне в перечне жуликов, которые своими громкими словесными излияния заморочили мозги миллионам, усмехнулся гонщик, — воевать, призывать, уговаривать! Я даже не помню кто я и откуда, а если я из тех земель, откуда начал путь, то там ничего нет, кроме пепла и радиации!
— Сволочь! – Солдат, вооруженный винтовкой, поднял свое оружие и нацелился на гонщика.
— Давай! – Захохотал тот, — разряди-ка обойму в меня, дружище!
Прозвучали выстрели и, вновь, тишина.
Гонщик очнулся, и направился к сумке с инструментами и запчастями.
— Главное, чтоб магнитола уцелела, у меня нет на нее запчастей, — сказал он вслух.
Позади раздались стоны.
— Идиот, — пнул умершего солдата с винтовкой, гонщик, — умер не понятно как, хоть бы пулю для врага оставил, он повернулся к другому солдату, — где твоя винтовка?
Тот только хрипел и стонал.
— Как же тебе помочь, у этого олуха и патронов нет, — растеряно, говорил он.
Он приподнял голову раненого, взял в удушающий захват и резко повернул шею. Что-то хрустнуло и солдат перестал стонать.
— Это единственное, чем я могу тебе помочь, дружище, — сказал гонщик, и принялся за починку мотоцикла.
Пока он чинил, совсем стемнело, и пошел грязный дождь, чтоб защититься от него,  он надел шлем.
Через пару часов, он поднял мотоцикл. Дождь все хлестал, оставляя на всем грязные следы. Гонщик включил «Go zone» «AC/DC», и выжал газ.

«…ты думаешь, что есть две причины моего смеха – добро и зло; я же смеюсь только над человеческой глупостью, бесполезно страдающий от огромных трудов, идущий по воле ненасытных желаний – человек…»
Демокрит
«Из воспоминаний Гиппократа».

Грязный дождь сменился на чистый. По краям дороги появилась трава и пахло озоном. Гонщик снял шлем, думая о том, как он устал сидеть, после тысяч, проведенных в сиденье километров.  Дождь совсем стих, хотя здесь он был настолько слаб, что и не смог промочить до конца траву. Гонщик, радостно лег на мягкую зелень.
— Я знаю, как размять мышцы! – подумал он, главное не сбить никого по дороге, особенно вон тех оборванцев.
Он выжал газ, и рванул вперед. Мотоцикл несся по мокрой трассе, а гонщик, удерживая руль, стал ногами на сиденье.
— Такие трюки вызвали бы зависть, даже у каскадёров! – Крикнул, смеясь, мотоциклист.
Впереди гремели раскаты грома, и мелькали молнии. Гонщик подпрыгнул. В тот же момент, получив пулю в спину.
— Когда же они научатся не переводить патроны? — Сказал он в никуда.
Сзади, кто-то пнул его ногой. Руки его были связаны.
— Мы казним тебя, ты — исчадие ада! – Крикнул фанатичный старик.
— Только не долго, я ехать собирался дальше, — спокойно сказал гонщик, — слушай, друг, сними куртку и джинсы, а то будете казнить, одежда тоже пострадает.
— Он смеётся над нами! – Заорал худощавый человек, — посмотрим, как ты пошутишь, когда мы тебя четвертуем!
— Только не сжигайте, а то куртка, футболка и джинсы сгорят, —  попросил мотоциклист.
— Точно, сожжем его! – Завопила хриплая женщина.
— Зачем я сказал, — проговорил гонщик.
— Ты попала в точку, Марта, он боится, боится, что мы его сожжем!  — Захохотал истерично старик.
Внезапно, в него полетел камень. Чуть поодаль, стояла такая же кучка оборванцев.
— Вы – слепы! Это новый мессия. Он дарован небом, чтобы спасти нас! – Раздался голос старика из противоположной толпы.
— Жалко этих ребят расстраивать, — подумал гонщик и закричал, — хватит! Вы проломите друг другу головы, как неандертальцы! Я такой же человек, как и вы! Хуже! Я – одинокий мутант!
Но, стороны его не слушали.  Даже признание того, что он не мессия, не остановило верующих. Слышались стоны, лязг, глухие удары, хруст, следовавший за ним.
— И меня еще солдат называл жестоким! – Закричал гонщик, — жестокий тот, кто вбил им весь этот фанатизм в голову! Да прекратите, вы же убьете друг друга, из-за глупых суеверий, бейте меня, я все равно неуязвим. Прочь, прочь от людей, я хочу туда, где никого нет!
Мотоциклист попытался освободиться, но не смог. Увидев это, один из сторонников идеи, что от  — дитя Сатаны, набросился на него с ножом. Гонщик увернулся. Нож вошел в столб. Как только фанатик повернулся к нему, мотоциклист резко ударил его в нос лбом. Разрезав путы, он бросился к мотоциклу. Рев движка прекратил борьбу. Вдали виднелась исчезающая фигура гонщика. Оба «лагеря» смотрели друг на друга. И те и другие были в лохмотьях, синяках, ранах, царапинах, они запыхались, жаждали смерти противника, не понимая, как они похожи.

«Массы косны и недальновидны, они не любят отказываться от влечений, не слушают аргументов в пользу неизбежности такого отказа, поощряют в друг друге вседозволенность и распущенность».
З. Фрейд

Мотоцикл подъехал к берегу моря, а может океана. Если бы гонщик знал, где он находится, мог бы ответить на этот вопрос. Но ему, даже нравилось, что он не знает маршрута, названий, знамен,  он, словно идеальное сознание – не привязывается ни к чему, а спокойно следует вперед, не оглядываясь назад, не чувствуя привязанности.
Мотоциклист завел двигатель и под звуки «извержения» группы «VAN HALEN» поехал вдоль моря.
Впереди его ждали горы металла, некогда представляющих собой корабли. В динамиках гремел «hall of the mountain king» группы «SAVATAGE», а фары освещали огромную пробоину внутри огромного сухогруза. Она была похожа на зияющую рану в теле загадочного металлического чудовища. Вокруг пахло сыростью, а в дыре ползали крабы, застигнутые  врасплох ярким светом.
— Эгей! – Крикнул гонщик, отправив свой голос, эхом путешествовать по мертвому телу корабля.
— Если даже, кто и есть, то не отзовется, — мелькнуло в голове у него.
— Эй, приятель! – Крикнул кто-то.
Мотоциклист медленно повернул голову.
— Вот это да! – Воскликнул незнакомец, — у тебя байк, да и еще и магнитола! А что играет? Ого! Это же «RATTE»!
— Наш человек, — засмеялся мотоциклист.

«…ведь никто не смеется над своим безумием, но каждый смеется над безумием другого…»
Демокрит.

— Давно ты здесь? – Спросил мотоциклист.
— Даже не знаю, — задумался незнакомец, только теперь гонщик рассмотрел его лицо, незнакомец был азиатом. – Я вообще долго не задерживаюсь на одном месте, а еще стараюсь держаться подальше от войн всяких. А про тебя я слышал, но не верил, что такое возможно. Ты – мутант?
— Не знаю, — ответил гонщик, — меня слабо заботит проблема, как себя называть.
— О, да ты просто как даос рассуждаешь!
— Может и так, а что за желтая одежда на тебе, в ней не холодно?
— Раньше, я был буддийским монахом, начинался книг по дзэн-буддизму, Лао-Цзы прочел, бросил все (благо было, что бросать). Я из богатенькой семьи был, а у богатых такие причуды, брат), ушел в монастырь. Туда-сюда, а там все не так, как у древних, кто книги то писал. Везде блат, деньги, как в органах власти. И так во всех проявлениях общества. Да еще и любовь к старому хард року и блюзу сильно мешала мне, верней не мне, а остальным. Меня терпели, пока мой папаша не отслюнявливал им деньги, а потом, в этом чертовом регионе кто-то чего – то не поделил и…
— Ну а куда теперь?
— Как куда? К папане родному, благо моя страна за морем живет себе спокойно.
— Я бы тебе помог добраться, мне нравится твоя искренность, но, это мотоцикл, а не лодка.
— Неа, ты – сорви-голова, забудешь, что я сзади, и попробуешь, одну из своих смертельных штучек провернуть. Да и тебе лучше быть без попутчиков. На, вот тебе лучше самодельный обрез.
— Ничего себе монах! – Засмеялся мотоциклист, — даже у меня оружия нет.
— До монастыря мне тюрьма грозила, да и черт с ним, а ты хоть отпугнешь того, кто решит броситься тебе под колеса, чтоб остановить например.
— А сам не боишься?
— Нет. Я же в одежде монаха.- Махнул рукой незнакомец, — главное, не задумывайся о смерти, а то, вдруг, станешь смертным.
Играла баллада «UDO», когда мотоцикл, медленно ехал мимо кораблей.
— Так кто я? – Крикнул на прощание гонщик.
— Ты? – Засмеялся незнакомец, — какой-то бесбашенный тип на мотоцикле.
Гонщик поднял большой палец руки вверх, и исчез вдали, а за ним и мелодия Питера Гана «Искусство шума», сменяемая, совсем вдали «Трансильванией» «IRON MAIDEN».

«…однако, зная человеческую историю, я просто не верю в силу запретов…»
С. Лем