Франкенштейн Мэрри Шелли
Что мы знаем о таких культовых персонажах, как Чудовище Франкенштейна, Мистер Хайд и Доктор Джекилл, Призрак оперы? Наверное, почти каждый читатель ответит, что знает о них всё. И фильмы многие смотрели, и мультфильмы видели, и слушали мюзиклы. Но, если ваши руки дотянуться до книжной полки, и вы вчитаетесь в первые строки этих романов, то поймёте – вы не знаете о них ничего.
Мы поговорим, всё же, о фантастике, но для начала я сделаю небольшое отступление, и вспомню «Призрак оперы» Гастона Леру. Слащавенький мюзикл с безусловно прекрасной музыкой не имеет ничего общего с психологическим триллером французского писателя. Книга начинается как перечень журналистских заметок, а затем сюжет превращается в тонкий психологический детектив. Он настолько стремителен, что оторваться от строк произведения невозможно.
И вслед за таинственным призраком, я отправился в погоню за чудовищем, созданным тщеславным Франкенштейном. И здесь мы не видим ничего общего с общеизвестными кинокартинами. Даже облик искусственного человека, мало чем схож с тем, что показывали кассовые ленты.
Роман не заостряет внимание читателя на том, как именно появлялось чудовище. Вообще, начало как-то слабо упоминает о научных изысканиях Франкенштейна. Сам текст переполнен пафоса и какого-то викторианского изложения, но при этом в нём присутствует какая-то внутренняя динамика.
Но как дама викторианской эпохи могла написать столь смелый по тем временам сюжет?
Мэри Шелли – создательница жуткой истории об искусственном человеке, родилась в семье феминистки и преподавательницы Мэри Уолнстонкрафт. Не получив официального образования, меж тем, будущая писательница сумела овладеть не только литературными приёмами, но и познаниями в различных областях человеческой жизни.
Роман вышел тайно. Это и понятно, когда речь идёт об эпохе, в которой только зарождались первые ростки идей равноправия и демократии.
Дух свободы и равноправия воплотился не только в романах писательницы, но и в её личной жизни. Муж Мэри – знаменитый поэт Перси Шелли был бунтарём и вдохновителем многих людей той эпохи.
К сожалению, судьба преподнесла для Мэри тяжёлые утраты, которые, отчасти, были воплощены в её творческом амплуа.
С одной стороны, «Франкенштейн или новый Пигмалион» переполнен женской лиричностью, от которой не сможет отойти даже ярая феминистка, но с другой эта чарующе-мистическая история стала сродни произведениям таких метров, как Г. Уэллс или А. Толстой.
Не сразу становится понятно, что же это за существо, что породил гений молодого швейцарского учёного. Если это некий близнец истории о Докторе Джекилле, то тогда мы видим не что иное, как отражение самого учёного. Можно сказать – отражение всей притворной викторианской эпохи, отражение, так называемого благочестивого цивилизованного мира, породившего своим равнодушием стольких политических монстров. Но Шелли не увидела самого главного чудовища европейского гения – фашизма. Поэтому можно сказать, что история о Франкенштейне — это некий прообраз будущей угрозы. Но это, скорее, мои домыслы, как критика, сама Шелли вряд ли предполагала, что станет такой провидицей.
Роман очень глубок, хотя местами начинает казаться, что манера изложения автора подошла бы для романтических повестей. Но этим грешили все авторы того времени, ровно как теперь современные писатели, напротив, стараются максимально упростить свою речь.
Главным образом роман о малодушии и о равнодушии. О бессмысленности мести и непонимании. Мы не хотим принимать тех, кто на нас не похож. И это далеко не упрёк в сторону, так называемого, западного мира, куда более дружелюбней принимающего чужестранцев, нежели «страны третьего мира».
Произведение Шелли сможет понять тот, кто по-настоящему страдал от непонимания и несправедливости. В нём нет выхода и даже самые «светлые» и благородные люди в книге на поверку оказываются такими, как и все. Их благородство, доброта и хвалёное милосердие распространяется лишь на приятных и понятных страдальцев. Малейшее уродство или непонимание и всему благородству приходит конец.
Так и рождается преступность, так и появляется злодеяние.
От равнодушия.
В начале от равнодушия к самому человеку. К его воспитанию, а затем, к тому что он совершает. И оправдывать это можно чем угодно: детской шалостью, политкорректностью. Итог будет один — равнодушие породит насилие.